Чертовски ангельски (ЛП) - Страница 16

— Конечно, — я сердито посмотрела на Леандера и стала ждать, когда шаги мамы затихнут. — Чем ты занимался там внутри? — прошипела я.

— Он выскользнул у меня из рук, этот рулон, — раздраженно ответил он. — И я, э-э, хотел быстрее вернуться к тебе, — значит, он был еще и ленивым. Он даже не попытался снова замотать рулон. И не сказал правду. Потому что в одном я была уверена на сто процентов: то, что он хотел побыстрее вернуться ко мне, было ложью. Леандер находился рядом со мной не по доброй воле, и я ему не нравилась. И это чувство было взаимным.

— Завтра тебе придется многое мне объяснить, — строго сказала я, но не смогла подавить следующий зевок. — А теперь, о Боже, я смертельно устала... — одним прыжком Леандер набросился на меня, прижал к матрасу и поспешно завернул в одеяло мои ноги и плечи.

— Черт возьми, что ты делаешь? — я пнула его, чтобы избавиться от него. Но это его не смутило, и он продолжал размахивать дальше постельными принадлежностями, пока не создал точную копию техники рака — отшельника, в том числе уголка одеяла, прикрывающего мое ухо. Потом выключил свет, задернул шторы и осторожно закрыл мои веки.

— Ты немного сдвинутый, не так ли? — я растягивала слова, потому что мои мысли уже расплывались.

— Это не так. Быть смертельно уставшей это плохо. Очень плохо. Если вы люди становитесь смертельно уставшими, происходят самые страшные несчастья. Мои рефлексы все-таки еще работают, — упрямо ответил он. — Даже если теперь мне придется действовать по-другому, пользоваться этим совершенно ненужным, бесполезным телом.

Прежде чем полностью погрузиться в сон, у меня появилось смутное представление, кем может быть Леандер, и в чем заключалась его работа. Но мой язык отяжелел, чтобы спросить об этом. «Завтра» — подумала я. «Завтра...»

Глава 12. Небесная охрана

Меня разбудило булькание включившегося отопления, еще до того как снаружи стало светло. Леандер лежал на полу рядом со мной, завернувшись в мой лоскутный коврик. Очевидно, несмотря на постоянно повышенную температуру, в конце концов, он замерз. Теперь его снова окружало легкое, голубоватое мерцание, из-за которого его гладкая кожа светилась в полумраке моей комнаты.

Нет, так рано утром у меня определенно не было никакого желания говорить с ним. Пусть еще спокойно поспит. Когда он спал, было такое чувство, будто я одна в комнате. Я повернулась вместе с коконом из одеяла на другой бок и стала слушать, как дом постепенно просыпается.

Неожиданно я решила, что это будет мой последний день болезни. Я хотела вернуться в школу и встретить Сеппо. Леандер этим временем, если бы захотел, мог сидеть на моем письменном столе и хныкать, но я точно умру от скуки, если вскоре не выберусь отсюда.

Теперь начали греметь двери кухонных шкафчиков, а иногда звенела посуда. Я тихо встала, выскользнула из моей комнаты и стояла под душем так долго, пока голова не стала немного яснее. Затем надела вещи для тренировки и пошла на кухню.

— Папа! — радостно воскликнула я. Это было волшебством, застать папу дома в обычное время. В основном, уже рано утром он сидел внизу в своем подвале или в офисном помещении и работал.

— Доброе утро, мое солнышко, — поприветствовал он меня улыбкой. Он выглядел усталым, а его седой венчик волос казался растрепанным. — Как ты себя чувствуешь?

— Лучше, — убедительно ответила я. — Завтра я хочу снова пойти в школу.

Папа скептически посмотрел на меня и погладил свой галстук с серо-черным рисунком.

— Хм, хм, хм, — проворчал он. — Пусть лучше это решит твоя мама.

Конечно. Как всегда. Все важное должна решать мама. При этом намного проще было уговорить папу, но последнее слово было за мамой. Разве только речь шла о макияже мертвых бабулек. В этом деле решение принимал папа. И иногда я боялась, что этот пункт когда-нибудь разрушит брак моих родителей.

— И где же мама сейчас? — спросила я, села за стол и намазала булочку толстым слоем арахисового масла. Папа прищурил глаза и уставился на яйцо для завтрака. Раз и нож опустился на скорлупу. Макушка яйца отклонилась в сторону. Папа элегантно поймал половинку скорлупы рукой, прежде чем она успела упасть на пол.

— Твоя мать еще спит. У нее была тяжелая ночь. Это прозвучало укоризненно. Я с изумлением посмотрела на папу. Мама снова страдала от головной боли? Если да, тогда это значило, что она слишком много плакала.

— Она очень сильно беспокоится о тебе, — сказал он мне. — И, честно говоря, Люси, я тоже беспокоюсь.

Я задавалась вопросом, научится ли папа говорить менее высокопарно и изыскано, как будто я нахожусь в церкви, когда разговариваю с ним. Хорошо еще, что это было, не так скучно, как на церковной службе.

— Вам не стоит беспокоиться. Все в порядке, — пробормотала я с набитым ртом.

— Ну, дитя мое, мне кажется весьма тревожным тот факт, что молодые люди друг друга убеждают незаконно прыгать на чужие крыши и фонари.

Я захихикала. Чужие крыши и фонари. Я должна рассказать это Джузеппе. И вообще, Сеппо... Завтра я, наконец, увижу его снова...

— Люси, ты вообще меня слушаешь?

— Дааааа... — я решила, что в моей комнате, несмотря на Леандера было возможно более уютно, чем с папой на кухне.

— Остаток я доем в кровати, хорошо? Мне ведь еще нужно отдохнуть. — После короткого колебания я намазала еще одну булочку, в этот раз вареньем, и положила ее на тарелку. Не обращая внимания на очевидное папино осуждение, я наполнила кофе чашку до краев.

Джузеппе приучил меня пить кофе, когда я праздновала свой двенадцатый день рождения. Я не могла нормально спать в течение двух ночей и постоянно трясла ногами, но мне нравилось это варево, особенно то, что из пиццерии. На вкус оно было таким прекрасно горьким и для взрослых.